Скажу вам то, чего еще никто не знал. Хочу покаяться вам… Сколько страданий причиняла я по скудоумию земному божественному сыну моему! Ибо, родив от Духа, обновилась в Духе, но как вы, Христа запечатлевшие в сердце, исполнены ветхих страстей и привычек, так и я, носившая Господа в утробе своей и от Духа воспринявшая, имела земные ветхие привычки и, хотя и было сплошным чудодействием все земное бытие сына божия и само зачатие и рождение его, много раз восставал против сына моего враг и действовал лукавый через меня.
Вся жизнь его с самого детства была сплошным страданием, унижением и мукой. Ибо он, царь светов, сознавал носимого в себе Духа и не смел ни одному открыть свою божественную миссию. Невидимо его распинали, уничижали, плевали в лицо. Невидимо его ранили и прободали, избивали воловьими бичами и терновый венец надевали на главу святую.
И был он бит неоднократно без всякой причины. Дух злобы восставал в купцах, разбойниках. При виде его распалялись свирепой ненавистью и истязали сына моего божественного, избивая его до потери сознания, до полусмерти. И не раз находили мы его истекающего кровью и, как позднее поняли мы со старцем Иосифом, сохраненного в живых чудодейственно. Ибо ни один не вынес бы нанесенных ему ран.
И так был травим сын божий от незнакомых людей, что боялись мы с божественным отроком являться в людных местах. Ибо тотчас оказывался кто-то одержимый бесами, набрасывался на Господа, бил его чем попало – кулаками или молотком и шел на него с ножом, и искал проткнуть его вилами. Боже мой, Боже, что только не делала злоба людская со святым сыном моим… Потому неоднократно был он уничижен, бит, распят, водружен на крест мученический.
Были иные часы – блаженных утешений и премудрых наставлений. Все знавшие Господа благоговели перед его сверхчеловеческой добротой и приходили просто посмотреть на него, ибо всякая душа утешалась одной близостью с ним.
Много раз был он призываем в город, в духовную школу, и хотели видеть его пророком, хотя он не столько предсказывал, сколько утешал и не столько словами поражал собеседника, сколько неизреченной сладостью, исходящей от его облика. Но он говорил, что воли божией нет идти в Иерусалим и в другие города и что там могли убить его, а в тишине его хранит Господь.
И хотя не имел он от роду в себе греха и сила вражия не имела над ним никакой власти – каждый шаг его на земле, как каждый вздох на кресте, был сплошным мучением. С самого рождения своего был он распят и не сходил с креста.
Что говорить о чужих, когда я, земная мать его, и старец без конца терзали сына божия. Ибо даже через меня и старца Иосифа действовал на Господа злой дух. Не могли мы ограниченным умом своим постичь глубину и полноту его смирения, мучили и распинали его бесконечно.
И как не имел он, единый без греха, страха никакого, то был всегда спокоен и смирен. Уже с двухлетнего возраста полагал он нас с Иосифом своими детьми, но нес от нас послушание и терпел от нас.
Никогда ни одному смертному не вообразить, какая это пытка: родиться в мир единому без греха, находиться день и ночь среди чудовищ и вепрей, змей и ядовитых пауков, каким казался мир божественному сыну. Но по любви своей уничижался и терпел он; мириады бесов набрасывались на него роями, но грозный архангел отражал их набеги.
И в обычном общении не человек с человеком, а бес с бесом говорит. Когда же он общался с кем-то, то видел всю одержащую человека тьму демонскую, и эта тьма его одолевала и терзала; но по любви своей он снисходил…
И сколько бы ни говорила я, никогда не вместит сердце человеческое подвиг боговоплощения, который и без крестных страстей можно бы называть бесконечным распятием и позорнейшей казнью, непрерывными мучениями.
И вот он нес в себе всю полноту божества – и уничижался до смиренного послушника, всем одинаково усердно услужавшего; божественную мудрость в себе нес, а слову всякому внимал. И любили его большей частью простые люди – бездомные, нищие, бродяги, скоморохи и юродивые; хотя и среди почтенных вызывал он благоговение своей сверхчеловеческой добротою и непостижимым умом.
Нес в себе Господь полноту божества, пречистый среди нечистоты всяческой, и каждый час проливал он божественную кровь свою, смешанную с потом и слезами.
Много горя было послано мне после его вознесения, много странничала я и жила в затворе, и тогда утешала себя тем, что стражду по грехам, хотя греха в себе не несла. Но это и было признаком безгрешности – бесконечное покаяние. Ибо, казалось мне, много ран наносила я своим непониманием ветхим возлюбленному моему младенцу, и не всегда была права: корила его, опекала, как дитя земное, и не могла понять его поступков, мыслей и решений принятых. Но он прощал мне все и утешал несчетное число раз.
И когда сын божий взошел к Небесному Отцу своему, много лет жила я в затворе, сокрытая от мира, тайно посещая Назарет и Вифлеем, и места, связанные с ним на Голгофе; была и у гроба Господня, ибо ничем иным уже не могла я жить, как только им одним, и образ его стоял пред очами моими денно и нощно.
Искала я его во сне и наяву, оплакивала и призывала, и он утешал меня, и открывал мне тайны многие, которые ранее скрывал по смирению своему. И оглядывала Я прошлое, и постигала степень Его уничижения – как смиренно, кротко выслушивал Он наставления от тех, кого должен был наставлять, кого превосходил во всех смыслах: и умом, и мудростью, и чистотою, и святостью.
По исполнении 19 лет Господь лишь изредка навещал меня. И был по-прежнему кроток и на мои вопросы, где и как живет он, отвечал, что скрыт от мира и беседует с Отцом. И утешал меня премного.
И был между нами такой разговор, когда дерзала задаваться мучительной темой его будущего крестного распятия, темой, от которой тотчас начинала я рыдать нескончаемо и, как простая ветхая мать, умоляла его избежать подобного поругания, ибо хотя и была просвещена от Духа, не могла охватить того, кого несла в себе. Так и вы – несете Его в сердце своем, но разве можете охватить?
Он говорил о любви своей ко мне. Так любит меня, говорил он мне, что будет просить у Отца Небесного об изменении страдальческой уничиженной страшной участи, дабы не истерзать сердца своей святой матери. И не по страху, но по любви просил он одну жертву заменить другой, величайшую – еще более великой. ‘Но тогда, говорил он, не спасется мир, и горе свету человеческому. Зайдет заря и воцарится мрак, и хищный вепрь найдет на мир, и превратится в пекло адское земля’.
И я еще более рыдала безутешно, и опять он успокаивал меня, и понимала я, что предопределенного изменить нельзя, и благословила его на крестный подвиг, ибо он сказал, что без моего благословения не примет своего креста. Ибо, как Бог, знал он и провидел все, а как человек совершенный, по любви своей божественной и бесконечной боялся за меня и готов был пойти на любую жертву. И я смирилась. Позднее же пожелала я быть при нем, чтобы разделить с ним страдание его и испить из одной с ним чаши.
И так был близок он мне! Как в утробе движения зародыша ощущает мать, так чувствовала я своим телом каждую рану и боль его. Но ангелы укрепляли меня, и я не падала без чувств, и была как бы вне себя – ибо способно ли вынести такое горе сердце матери?!
И тогда, когда стояла я под божественным крестом его, вспоминала его младенцем и каялась перед ним, ибо увидела тогда впервые всю жизнь его как бесконечное распятие. И он отвечал любовью кроткой и всепрощающей.
И не было слез ни у меня, ни у Иоанна, но были мы как бы погружены в забытье и оцепенение.
И в ночь после погребения искали меня и мироносиц-жен римские стражники, и мы скрылись от них.
И видела я рои ангелов, окружавших его, знамение голубя и осиянный свет вокруг его чела, видела нисхождение Господа Саваофа на божественном троне и беседу Троицы… И когда ему открылось, что я видела святые тайны божии и трепетала в своем сердце, умолял он меня никому не говорить об этом, и так говорил: ‘Се исполнение завета, святая мать моя. Так быть должно. Премного ты утешься, и мир возрадуется спасительною вестию, через нас исшедшею’.
А как любили его животные, и он любил весь мир человеческий! Всякую тварь немую видел он как бы языком премудрым наделенною и обращался к ней как к живой и разумной.
Неоднократно были нападения на нас от разбойников: когда бежали мы в Египет, и в Назарете, и под Иерусалимом. Когда же видели они божественного младенца, то точно немели и бросались к ногам его. И грешные, и преступные благоговели перед ним, а ненавидели его богачи, купцы, лжецы.
Когда по ночам не спала я, то тайно, скрыто от него наблюдала, как державный ангел охранял сон сына божия. Ангел божественный стоял у изголовья сына моего. Видела его я всякий раз, когда сын божий ночевал со мной вместе.
И всем он отдавал последнее и радостно служил, кто бы о чем ни попросил его. И многие прилеплялись к нему, ища его любви и дружбы, он же держался в отдалении, всех одинаково любя. Мог ли хотя бы один сын человеческий вместить полноту благодати его и разделить с ним божественный мир его?
И многие из синедрионских раввинов видели Господа исполнявшим самые простые работы, и впоследствии их особенно злило то, что простой работник мнит себя царем и мессией. Готовы были они признать его пророком, но оказать ему царско-мессианские почести означало для них расстаться с горделивой и злобной мечтой о земном благополучии. Он же нарек себя сыном божиим, а это означало крах всему земному упованию.
Зверь восстал на ангела, ад – на рай, тьма – на свет, земля – на небо, время – на вечность, грех – на святость. И тьма объяла землю, и была на то воля Господня, ибо век сей – век смиренных скорбей, а грядущая слава озарит вселенную!
Синедрион того времени представлял зрелище столь же жалкое и богопротивное, как современный православный институт: буквоеды закона, прикрывавшие лицедейски святостью слова нечистоплотный образ жизни, корыстолюбие, земную власть и всяческую ложь, соделавшую душу твердокаменной и черствой ненавистницей правды. Так люто ненавидели правду те богомерзкие жрецы синедрионские, что перед свидетельством голоса правды точно теряли всякий разум и контроль, и превращались в хищников лесных, и искали заживо растерзать на куски всякого осмелившегося обвинить их. И эти ненавистники живой правды распяли самого сына и бога Правды.
Воистину, нет неведения хуже лжи! Ибо неверующий обретет веру, слепой – прозреет, убийца покается, вор сознается, а лжец ожесточится и перед лицом последнего суда. И потому, всех прощая, негодовал сын божий против фарисеев, этих духа лжи исполненных грядущих его убийц.
С детства раннего божественный младенец поражал всех тем, что наизусть цитировал писания, восторженно и умиленно, по целым главам и книга за книгой. И когда удивленно вопрошали его, откуда знает столько наизусть, отвечал, что Духом и от Духа, что родом от Отца, и всяк Отцу присущий запечатлен в Превечной книге, что в ней содержатся имена всех правоверных, святых от века бывших и грядущих, что буква каждая и знак есть тайна имени (какого-то святого), а сами тексты суть таинственные жития святых.
И еще говорил он, и никто не понимал его: как прежде написавший книгу знает ее, так знает Сын Отца и Отец Сына. И как не признают в нем Творца писаний сих, так не признают, что Сын от Отца.
И был предивен этот образ: на небесах написал Господь Книгу жизни – рукописание времен, – и явился в мир трехлетним младенцем, смиренно приводящим свои тексты; и мир этот, который он создал, не признает его в образе человеческом пришедшего. И как безумен был бы отрок, нарекший себя автором святых писаний, и вызвал бы гнев всеобщий, так мир в безумии восстанет на Сына, сказавшего, что родом от Отца он. И я премного умилялась этой мыслью.
С высоты небесной Тронного полета Я оглядываю мир.
Теперь прерву рассказ свой о божественном младенце сладчайшем, в утробе слез моих носимом мной и неисторжимом оттуда испокон веков, и в утешение вам расскажу о браке.
Божия Матерь и Иосиф Обручник
Благослови вас Господь жить так, как я жила со старцем дивным Иосифом блаженным.
Иосиф был прост нравом, терпелив, кроток и смирен. Никогда не выходил из себя, свято чтил закон и был молчалив. И ни единого слова раздора не было между нами, хотя, будучи ему женою названой, лишь исполняла я в доме обязанности жены и все делала по хозяйству: следила, готовила, убирала – все как полагалось. И было мне это в муку, ибо я предназначалась Господу. Но, просвещенная светом божественным в час благовещения архангельского, стала я испытывать сладость от простой земной работы, от которой прежде была освобождена.
И старец дивный щадил меня, разделял многие труды мои, и были между нами мир и согласие. И оба мы скорбели о сыне моем, и я – о горе, горе, горе мое великое! – сетовала и жаловалась, и укоряла Иосифа в бессердечии… А старец был, как и я, просвещен от Духа.
Упрекала же я Иосифа в его холодности к божественному отроку, ибо Господь называл Иосифа отцом, и мне казалось, что своих детей по крови старец отмечает большей печатью заботы и любви, чем божественного моего младенца. И это была единственная тема нашего разногласия.
И был мне дан особый знак: во все земные дни Господни и по вознесении его видела я его оком внутренним во всякий час и созерцала славу его крестную, предстательствовала на невидимом распятии и восхищалась к трону вседержительному. О, тайны божие!
Все то, что претерпел Господь, записано на небесах. Превечная картина: доселе крестный ход, распятие и вознесение, и проповедь утешительная, и слезы верных учеников, предательство и Вечеря любви, и омовение ног, и умащение плоти святой; доселе на небесах Евангелие живое: распят Господь и снят с креста, и Дух ниспослан в освящение мира. Как вам сказать, что и не было двух тысяч лет со дня его ухода? Что все еще длится его земная жизнь на небесах – уничиженная и славная, распятая и торжествующая?
Евангелие отверсто, и сердце кроткое всегда его прочтет в молитве тихой.
После сошествия Господа во ад
После сошествия Господа во ад в подземной сфере началось великое движение. Узники получили надежду на спасение, и все они просили прекращения страданий; но Господь ответил им: ‘Еще не минул срок страданий ваших; и да откроются все мерзкие грехи пред оком вашим, истязуемые’.
Адские муки преследуют цель возбудить в душе начала совести, стыда, утраченные ею в земной жизни. Мучения ада после сошествия Господа во многом облегчились, и ореол креста остался навсегда висеть у адских врат, а на кресте – Господь распятый и сходящий в славе.
И многие припадали к стопам его и так умоляли сына моего: ‘Господи, все в твоей власти. Даруй нам возможность искупить грехи свои мученической смертью во имя твое’. И просили, чтобы вновь привел их в мир Господь, на что отвечал им Владыко всяческих: ‘Грехи свои познайте. Премудрость да предусмотрит избранников моих и венчанных престольно’.
И обещал им облегчение: через тысячу лет закроет ад. Но полного прощения не будет. Воздвигнет мир для бывших мучеников преисподней, где будут проводить они в великом покаянии дни и часы. Отличие того мира будет в отсутствии мук и духов злобы, но не узрят славу божию и не познают благодать. Так отвечал Господь им. А в это время воссияет Святоиерусалимский Град. Спустя тысячелетие померкнет свет, и все начнется как бы заново.
Молилась я у его распятия: ‘Ты, Господи, не покинешь мя; ты, сыне мой, не оставишь мя; не быть мне без тебя ни дня, ни часа, ни минуты. Не вынести мне разлуки’. И сын кротчайший мой, мученик божественный, преславный подвиг которого сияет вечной славой на небесах, тихо отвечал мне так, что только я одна слышала его: ‘По словам твоим будет, предивная матерь. И всякий раз, когда взалкаешь меня в сердце, предстану тебе, и узришь славу Отца и Сына и Святого Духа’.
И так и было. Боялась его тревожить, когда же умирало мое сердце от тоски, и высыхало от плача, и не могла встать, и забывала само имя свое, – являлся мне архангел Гавриил и весть утешительную нес, и вскоре видела я Господа во славе.
И призвал Господь меня на суд предстательствовать о роде человеческом, сказав, что такова воля Доброго Промысла и таково мое земное назначение – быть предстательницей о падших, им помогать во всех земных делах их, увещевать и приводить к Престолу Славы, спасать обидимых и утешать гонимых, и много дел невидимых творить об их блаженном попечении. И перелетала много раз из места в место, на другой конец земли. И посещала часто учеников господних, и принимали меня с почестями.
Так проводила я земные дни свои. И было мне таких видений семь. А на восьмое он явился при успении моем и взял меня в жизнь вечную.
Но и во дни его, когда в пустыне был он, имела я духовный образ сына моего. Передавалось мне то, что он испытывал; и так соединялась с ним в одно, точно божественный младенец не выходил из лона моего. И все движения его я ощущала не в отдалении великом, а в себе самой.
И была я в … году в Г., и сидела у окна. Господь заповедал читать Псалтырь. Возжгла лампадки и призывала его имя.
И дал Господь мне откровение о церкви, о том, что церковь божия, владычицей и царицей над которой поставлена я, игуменьей монастырской, претерпит крест распятия, будет мучима и гонима от своих, как сам глава ее гоним и мучим был.
И сонмы видела отрубленных голов, свидетельства мучеников его – их венчанные лбы.
‘Ты, Матерь Божия, понесешь за весь род человеческий, как и я. Я – основатель и глава, а ты – душа, молитва, жизнь и дыхание церкви’, – и с этими словами исчез.
И долго рыдала я. Три дня не поднимала глаз, и утешали меня ангелы видением грядущей церкви Духа.
Открыл Господь мне провозвестие небес о церкви святодуховской грядущей; о том, что миру еще быть две тысячи лет, и вскоре сретят небеса Голгофу Славы, и исторгнется огонь и зола на землю, и страшный суд начнется…
Открыто было мне от ангела, что церковь божия должна мученически пострадать и сойти в ад, и что скорбями и крестами церкви исходатайствуется прощение адским мученикам, подобно тому, как подвигом голгофским род человеческий искуплен и прощен.
И открыл мне ангел, что не исполнилась еще мера торжества церкви и что две тысячи лет пред Господом – как мгновение, и что прежде, чем святая церковь взойдет в Новом небе, прообраз ее будет дан в прежнем порядке.
И я молилась о тех тайнах страшных, и ангел утешал меня блаженнейшими гимнами.
Великая Посредница между Небом и землей, Царица Мира
А как Господь был тих и кроток! Молитва не сходила с уст его. Порой ходил он как бы в огненном столпе, боялась я к нему приблизиться тогда. И когда вопрошала его, Бог ли он, отвечал: ‘Что удивляешься, Мария? Как я от тебя, так Сын от Отца’. И понимала наивность вопрошания своего. Ибо если получившая провозвестие Духа и носившая Бога во чреве своем не знала, кто есть он, то как поверят этому другие?
И еще отвечал так: ‘Я Сын, посланный от Отца, как Бог от Бога, Дух от Духа, Свет от Света; через тебя родился Сын Единородный, и сердце твое вместит весь род человеческий, ибо прежде сошел дух на тебя, и родила от Духа и низвела благодать, – другие родятся. Ты есть Матерь Божия и Матерь человеческая, Матерь Церкви. Тобой в мир пришел божественный младенец. И как твоя утроба для него служила плотью, так твое сердце вместит все скорби человеческие. И в сердце твоем родится всякий во Христе. И нарекаешься ты Посредницей великой между небом и землей; Церковью святой, Царицей мира’.
И просил Сын божий у меня благословения на распятие. И так рыдала я, что не могла остановить свой плач. И он взял руку мою и сказал: ‘Мария! (так обратился он ко мне впервые). Посмотри, что будет, если я не буду распят’. – И увидела мрак полный на земле, зияющие пропасти и рои бесов над черными полями с грудами золы. Но так рыдала я, что отвечала ему в безумии своем: ‘Сыне мой! Что бы ни было, умоляю тебя слезами матери, не выдержать такого мне позора’. И Дух Святой сошел на меня и просветил. И тотчас я смирилась и сказала: ‘Да будет воля твоя, Отче…’ – и благословила его. И склонил ненаглядный божественнейший сын мой главу свою на стол: и так плакал, что нет возможности вам передать; видно, дал волю своей боли, хотя не знала за ним страха.
И испросила я его благословения пребыть с ним в тот ужасный час, сказав, что иначе разорвется мое сердце. ‘Так будет мне легче’. И он позволил.
Боже! Боже правый! Если бы я знала тогда, что придется испытать мне! Нет, не открыл всего мне Бог благовестием святого архангела, но малую лишь толику того… Каждый удар бил меня по щекам и по спине, и каждый гвоздь вонзался в плоть мою; когда же был он распят, я стояла как бы вне себя.
О, чада! Как я молила Господа, стоя перед его распятием, дабы позволил и мне сойти с ним в царство славы! И по любви моей сподобил меня дивным даром сын мой, так что духовным оком видела его я непрестанно и созерцала на Престоле Славы.
И вы так возлюбите его у распятия его, что чайте сораспяться с ним, быть с ним вместе, не отлучаться от него, дышать одним дыханием с ним и в нем, – и сподобитесь дивного дара созерцательного, и дастся непрерывная молитва, увидите грехи свои и сокрушитесь слезно, и умиление предивное успокоит ваши смятенные недра, и узрите славу божию преображающуюся и огненную силу животворящего креста.
1985г.